В детстве я мог утонуть. Воды в речке Кубань было по щиколотку. Но горные речки опасны. Течение стремительное, а даже летом основное русло полно водоворотов. Но есть и широкие плесы, там дети могут резвиться спокойно. Плескался там и я, пока родители загорали на берегу. Камешки перебирал. Помню, и помню отчетливо, хотя было мне лет семь, как я на четвереньках (плавать не умел) изображал из себя пароход. Даже пузо не намочил, так было мелко. И вдруг руки провалились в пустоту, я кувырком нырнул головой в яму. Как же я хотел жить, барахтался, но тело как-то отяжелело, ноги стали ватными и перестали двигаться, и стал я уходить на дно, но ноги его не доставали, и только руками я что-то еще пытался сделать. И уже только кисти рук еще двигались, и все померкло.
Очнулся на берегу. Рядом сидел и тяжело дышал отец. Глаза у него были бешеные, испуганные. Таким я его еще не видел. Он говорил матери, тоже испуганной донельзя, что чудом заметил, как я барахтался в воде. Что там, посреди плеса - яма, гравий для карьера брали, а они не знали об этом. Что прыгнул за мной, не задумываясь, что сам так и не достал до дна, и его потянула за собой стремнина. И говорил, говорил, и дрожал от озноба.
Прыгнул , не задумываясь. Успел вытолкнуть меня, не ожидая, выплывет ли сам, ведь от толчка он сильнее ушел на дно. За доли секунды все свершилось. А что, если бы думал, если бы не справился? Не успел? Столько "если", но он не думал о них. Он - сделал. И я до сих пор жив.
Прошло много лет, и когда я однажды встал между грабителями (один с пистолетом, другой с ножом), и моим сыном - разве я думал тогда о себе? Вот вспоминаю этот момент - нет, не думал. Ни секунды не думал о себе. Просто закрыл собой. Ни смелости особой не понадобилось, ни страха, из головы все по-вылетало вмиг. Только сын, которого, еще трехлетнего, надо было успеть увести в дом, и жена за дверью. Одна мысль была - пока будут убивать, жена успеет закрыться и позвонить в милицию. Все.
А теперь моему сыну скоро двадцать. Я смотрю на него и думаю, как он поступит? Когда судьба поставит его перед таким выбором, что он сделает? Ведь времени на раздумья не будет. Все решат тянущиеся бесконечно секунды, время застынет, а тело будет делать то, что должно. Испугается ли он, смалодушничает ли? Кинется ли без раздумий спасать своего ребенка, как мой отец? В обоих случаях только чудо спасло меня и моего отца. Мы оба шли почти на верную смерть.
А ты, сын, сможешь?
Я никогда не задам ему этого вопроса. Не мне судить, что правильно, и ему выбирать свой путь, и выполнять свой отцовский долг так, как посчитает нужным. Ведь у него все только начинается...